В это утро Федя проснулся как обычно рано. По-сонному вяло, но настойчиво потащился в ванную и совершил традиционный утренний ритуал — умылся, почистил зубы. Затем, еще невзбодренный, лениво проследовал на кухню — сделать себе завтрак. Жены у Феди не было и его завтрак был плодом его собственных усилий.
Так что он по старой и, как он сам считал, доброй привычке сделал себе яичницу с беконом. Покончив с едой, сварил кофе в небольшой по-бронзовому блестящей джезве. Эту джезву ему подарил его давний друг Серёжа, знакомый еще с института, где Федя постигал азы «финансов и кредита». На сегодняшний же день они с Серёжей были деловыми партнерами — вместе спекулировали на фондовой бирже, а ещё покупали недвижимость с дальнейшей целью сдачи ее в аренду.
Федя курил свою утреннюю сигарету и пил кофе, погруженный в вязкие размышления и мечтания, которые часто сопутствовали медлительному утру. Его грёзы прервал звонок на мобильный. Звонил как было видно по экранчику телефона и как и следовало ожидать — Серёжа.
— Алё, — произнес Федя еще только зарождающимся голосом.
— Здорово, Федь, что, еще спишь? — голос Серёжи был живее и каким-то более проснувшимся, — у нас сегодня торги запланированы, а днём сделка, помнишь?
— Да, помню-помню, что тараторишь? Всё помню, у меня всё на карандаше. Во сколько заедешь?
— Пол-одиннадцатого буду!
— Давай! — Федя сбросил вызов и принялся одеваться.
Этот день у Феди прошёл как нельзя лучше: сначала им с Серёжей удалось сделать на торгах 400 баксов — мелочь, а приятно — затем с удовольствием потратить треть их на обед в китайском ресторане — Федя, не мудрствуя лукаво взял себе курицу в кисло-сладком соусе, а Серёжа почему-то заказал лапшу с овощами и потом долго причитал и грешил на китайцев — так ему эта лапша не понравилась. И в завершении удачного дня совершили перспективную сделку — купили квартиру-пентхаус о пяти комнатах, чему оба дельца немало радовались, предрекая хорошие прибыли от сдачи этого пентхауса в наём уже ждавшему таких хором деятелю шоу-бизнеса.
Сегодня у них было много беготни и Федя вернулся домой немного уставший, по пути решив, что утешится бутылочкой пива и глазением в «зомбо-ящик».
Федя переключал канал за каналом, задерживаясь на каждом по минуте, а потом, устав от такого времяпрепровождения, бросил пульт на столик и развалился в кресле. Канал, на котором закончилось федино терпение был каким-то познавательно-гуманитарным: показываемая студия выглядела подчёркнуто простой — какие-то тёмные тени позади, небольшой столик и два вертящихся стула, на которых восседали ведущий передачи и гость.
Гостем оказался, как понял Федя из контекста беседы, религиевед, тема передачи была не совсем ясна Феде — он не знал половины произносимых религиеведом терминов и всякий раз, слыша очередной, морщил лоб, силясь понять его значение.
Религиеведом был дядька лет шестидесяти с блестящей залысиной и средних размеров седеющей бородкой.
«Похож на какого-то восточного мудреца» — неожиданно пролетела в фединой голове мысль.
«Восточный мудрец» тем временем, доброжелательно улыбаясь, рассказывал о каких-то там «со-те-ри-о-логических» концепциях. Фигурка этого «доктора сотериологических наук», действительно, несла на себе печать восточной таинственности. Казалось, всё в его образе говорит об умиротворении и таком глубоком знании жизни, что невольно возникали сомнения в земном происхождении этого деятеля.
Профессор был похож на сошедшего с цветастых тибетских картинок божка или на ожившую вдруг фигурку-нэцке, изображавшую прежде некоего китайского небожителя. Плавная, добродушная речь религиеведа действовала на Федю усыпляюще и он встал с кресла, чтоб не заснуть. Закурил и стал ходить по комнате. Потом немного подумал и, выключив телевизор, пошёл в спальню.
Он лег в постель и погрузился в мечтания: в его голове проносились события сегодняшнего дня. Обрывки воспоминаний доносили до его сознания суету и шум торгов, спокойствие китайского ресторанчика. Вспышками в уме возникали все эти квартирки, пентхаусы, торговые площади, офисные площади... Видения сдабривались мерными рассуждениями профессора из телепередачи, как будто его поучения были кисло-сладким соусом, который придает вкус пресной курице и рису обыденных дел.
«Копается же кто-то во всех этих древностях... », - сонно думал Федя, — «и не надоедает им. А что в этом такого уж интересного? „Со-те-ри-о-логический“ — придумают же...»
Через секунду эти мысли сменились совсем уже невнятным бормотанием ума. По телу Феди за мгновение пронесся словно бы электрический разряд. Федя от этого вздрогнул и проснулся, но спустя десять секунд вновь погрузился в объятия сна. Ему казалось, что его тело вращается вокруг невидимой оси, проходящей сквозь его живот, и что он падает, падает куда-то вниз и всё никак не приземлится на твердую почву.
И тут же Федя увидел себя стоящим на земле. Он находился в городке или селении — дома здесь были невысокие: двух-, трех- и четырехэтажные аккуратные постройки. И хотя вид городка, казалось, был очень дружелюбным, Федя почему-то чувствовал явственную тревогу.
В следующий момент его предчувствие оправдалось — из домиков выходили люди и бегом направлялись в сторону, где стоял Федя. Федя отметил, что люди вдруг стали появляться отовсюду: выбегали из-за поворотов, выскакивали из окон или внезапно оказывались бегущими по дороге неясно как там возникшие.
У всех этих людей, при внешней несхожести, была общая черта — все они в возбуждении и страхе стремительно бежали в сторону Феди. Федя и сам было подумал спасаться от этих людей бегством, но мгновение спустя понял, что они и не собираются его преследовать — это стало ясно, когда из окна первого этажа ближайшего к Феде домика выпрыгнул столь же обеспокоенный как и все остальные человек и тоже пустился бежать, но не к Феде как прочие, а от него. Как молния Федю поразила мысль: «Они не преследуют меня, они сами спасаются от какой-то опасности!»
И тут Федя понял от какой.
Из-за угла длинной улицы, на которой стоял Федя, из-за самого крайнего дома вдруг вышло огромное существо, своим видом напоминая скорпиона высотой в два этажа или краба с его громадными красными загребущими клешнями и вместе с тем неясной конструкции трактор-эскаватор. Что уж точно было ясно Феде как день, так это, что этот эскаватор сейчас приблизится, схватит его своими клешнями-ковшами, перемелет его металлическими зубами-тёрками и фамилию не спросит.
И Федя побежал.
В его уме сейчас была только одна, зато кристально ясная мысль: «Спасаться! Бежать, что есть силы!» Федя бежал быстро, самозабвенно, с пылкостью и сосредоточенностью кошки, спасающейся от своры собак. Изредка оглядываясь, чтоб смерить расстояние до чудовища, он наблюдал ужасающие картины. Судьба зазевавшихся бегунов-неудачников была незавидна — схватив несчастных своими стальными клешнями, монстр отправлял их в зияющую пустоту своего рта и бедняги, издав предсмертный крик и хрустнув костями, навсегда пропадали в чреве злой машины.
Созерцание этих сцен придавало Феде сил для бега и уверяло его в своевременности и уместности его действий.
— Всё бежите и бежите, и думаете, что спасаетесь от чудища, — послышалось слева от Феди и он обернулся на голос.
Слева от него находился дядька лет шестидесяти с блестящей залысиной и средних размеров седеющей бородкой. Дядька, однако, не бежал как все вокруг, а сидел. Сидел он на облачке, скрестив ноги, сидел незыблемо, твердо, а облачко зыбким дымом окружало его нижнюю часть. На коленях у этого персонажа лежала открытая книга. Дядечка излучал умиротворение и спокойствие, словно его не затрагивала разворачивающаяся трагедия.
— Ш-што ж я-а ду-ду-рак — ж-ждать, когда э-этот меня про-гло-тит, — сбившимся дыханием проговорил Федя.
— Этот? Проглотит? Какую только херню ни видят люди! Кто там еще хочет тебя проглотить? — едва похохатывая, произнес старец (как его уже окрестил про себя Федя).
— Ну э-этот... скорпион-эскаватор, — на одном дыхании выпалил Федя.
Старичок вместо ответа залился весёлым смехом. С полминуты посмеявшись он всё же сказал:
— Федя, а ведь никакого скорпиона-эскаватора не существует. Вернее ты сам его создаешь, убегая от него. Сжавшись от страха, ты создаешь такие вот «невесёлые картинки», от которых тебе хочется поскорее смыться. И вот ты смываешься и тем самым подтверждаешь, что картинки — настоящие. Вся трагедия этих бегущих людей в том, что они думают, что могут убежать от своих невесёлых картинок и бегут, убеждая себя в собственной способности победить эти химеры.
Самонадеянные! А между тем никакой погони нет, но запутавшимся в своём неведении человекам кажется, что их беготня имеет смысл. А если уж ты думаешь, что погоня есть, так знай, что самому тебе ни за что не спастись от монстра. Вся сотериологическая ценность и суть жизни в том, чтоб положиться на того, кто сейчас кажется тебе монстром, а на деле является единственной силой, способной вытащить тебя из плена иллюзий твоего ума, твоих невесёлых картинок. Всё твоё страдание, Феденька — это разбросанное тобой же вокруг себя зловоние. Ты его разбросал, а потом принюхиваешься и удивляешься — «чем это так воняет!?» Тут, представь, приходит (я говорю «приходит», чтоб ты понимал, ведь на самом деле, Он никуда и не уходил)... так вот, приходит Сотериологическое Существо и хочет очистить мир вокруг тебя и обнять тебя, а ты, захваченный своими невесёлыми картинками, считаешь, что за тобой гонится какой-то чудо-юдо-монстр.
Остановись, Феденька, остановись и тебе больше не придется убегать. Остановись, а то ведь улица кончается, вон — уже обрыв виден!
И, действительно, неподалёку показался обрыв. Федя быстро обдумывал ситуацию. Решив, что обрыв как альтернатива — ему малоприятен, остановился. Странно, но в тот же самый миг, люди, прежде бежавшие не хуже самого Феди, тоже остановились и с интересом стали наблюдать за ним. Скорпион-эскаватор, не снижая скорости, ехал в сторону Феди и окружавших его людей. И тут Федя, неожиданно для самого себя, побежал, но побежал не от монстра, а наоборот навстречу ему. Побежал с неменьшим энтузиазмом, чем до того бежал спасаясь от машинного монстра.
По мере приближения к своему гонителю Федя стал замечать происходящие с чудищем метаморфозы: монстр начал постепенно уменьшаться в размерах, блекнуть и окутываться дымкой, которая размывала его силуэт. Из серо-чёрно-коричневого с красным он становился белёсым, бежевым, желтым, а порой излучал радужное сияние. Федя бежал и бежал.
Параллельно метаморфозам монстра он замечал изменения и в собственном существе. У него унялась тревога, исчезла одышка и появилоь чувство изумления происходящим с ним и вокруг эволюциям.
Оставалось пробежать еще метров пять, когда Федя увидел Сияющего во всей Его Красе и Величии. Тогда Федя припустил еще быстрее и, добежав до Него, обнаружил себя пляшущим в компании прежних беглецов на просторной поляне, в центре которой и чуть на возвышении находился Сияющий и тоже танцевал, задавая всем тон и темп. Федя огляделся в надежде найти недавнего Старичка-с-облачка, но тут же понял, что не найдёт его; Феде стало ясно, что старичок был частью этого Сияющего и в каком-то смысле был самим Сияющим. И Федя продолжил танцевать и присоединился ко всеобщему скандированию. Он ощутил волну, прошедшую по его телу несколько раз и, потянувшись, проснулся в собственной кровати.
Проснулся Федя как обычно рано. Медленно и улыбчиво присел на кровати, затем встал и подошел к импровизированному домашнему алтарю и зажег благовония, сказал неясно кому «спасибо» и поплелся в ванную — делать ежедневный гигиенический ритуал. Потом плавно проследовал на кухню — сделать себе завтрак. Жены у Феди не было и его завтрак был плодом его собственных усилий.
Так что он по старой и, как он сам считал, доброй традиции сделал себе бутерброд с маслом и достал с полки кекс. Заварил себе чай в небольшом по-стальному блестящем френч-прессе. Этот френч-пресс подарил ему его давний друг Серёжа, знакомый еще с института, где они с Федей сошлись на почве интереса к религиеведению. На сегодняшний же день они были с Серёжей закадычными друзьями и часто встречались на всяческих мероприятиях так или иначе связанных с интересовавшей их религиозностью. Федя пил чай, понемногу откусывая от кекса, погруженный в радостные воспоминания ото сна, которые часто сопутствовали медлительному утру.
Его грёзы прервал звонок на мобильный. Звонил, как было видно по экранчику телефона и как и следовало ожидать, Серёжа.
— Алё, — произнес Федя ещё только зарождающимся голосом.
— Здорово, Федь, ты что, ещё спишь? — голос Серёжи был живее и каким-то более проснувшимся, — у нас сегодня бхаджан, потом собрание, а потом встреча, ты помнишь? Сегодня знакомлю тебя со своей старинной подругой Садханой, ну, про которую я тебе рассказывал!
— Да-да, всё помню, спасибо! Ты во сколько заедешь?
— Пол-одиннадцатого буду!
— Давай! — Федя сбросил вызов и принялся одеваться.
